КУПЕ НОМЕР 6

Москва ежилась в сухом морозном воздухе мартовского вечера, стараясь спрятаться от леденящего прикосновения красно-закатного солнца. Девушка поднялась в последний вагон в хвосте поезда, отыскала купе номер шесть и перевела дух. В купе было четыре полки, две верхние подняты, между нижними – небольшой столик, на столике белая скатерть и пластмассовая вазочка с выцветшей от времени бледно-розовой бумажной гвоздикой, багажная полка над дверью была забита большими, непрочно завязанными тюками. Девушка сунула старый скромный чемодан, полученный от Захара, в металлический ящик под узким жестким сиденьем, рюкзак бросила на полку. Когда раздался первый сигнал к отправлению, девушка вышла в коридор и встала у окна. Она вдыхала запах поезда, железа, угля, запах, оставленный десятками городов и тысячами людей. Пассажиры и провожающие протискивались мимо нее, толкаясь сумками и тюками. Девушка коснулась рукой холодного стекла и посмотрела на перрон. Этот поезд повезет ее через деревни, населенные ссыльными, через открытые и закрытые сибирские города в столицу Монголии Улан-Батор. 

Когда раздался второй сигнал к отправлению, девушка увидела на перроне плотного мужчину в черном стеганом пальто, какое обычно бывают у рабочих, и белой горностаевой шапке, рядом стояла красивая темноволосая женщина, к которой жался мальчик-подросток. Женщина с мальчиком попрощались и, поддерживая друг друга, направились к зданию вокзала. Мужчина смотрел под ноги, затем повернулся спиной к холодному ветру, сдавил мундштук беломорины, поднес к губам, зажег, раскурил и жадно затянулся, затем затушил окурок о подошву ботинка и остался стоять на ветру, взрагивая от холода. Дали третий сигнал к отправлению, и мужчина запрыгнул в вагон. Девушка смотрела, как он шагает по коридору, раскачиваясь из стороны в сторону, и надеялась, что он зайдет не в ее купе. Надежда оказалась напрасной.

Немного помедлив, девушка зашла в купе и села на свою полку, напротив распространяющего вокруг себя мороз мужчины. Оба молчали. Мужчина угрюмо смотрел на девушку, девушка неуверенно на гвоздику. Поезд вздрогнул и тронулся, из пластмассовых колонок в купе и коридоре заиграл восьмой струнный квартет Шостаковича.

Позади оставалась зимняя Москва, синий со стальным отливом город, согреваемый теплом вечернего солнца. Позади оставалась Москва, городские огни и громкоголосый транспорт, хороводы церквей, мальчик-подросток и красивая темноволосая женщина с опухшим с одной стороны лицом. Позади оставались сияющие на фоне сварливого черного неба редкие неоновые огни реклам, рубиновые звезды на башнях Кремля, вощеные тела доброго Ленина и злого Сталина, позади оставался Митька, Красная площадь и Мавзолей, ажурные чугунные перила лестниц в ГУМе, гостиница для иностранцев «Интурист» с валютными барами и хмурыми дежурными по этажу, тайными владычицами квадратных метров жилой площади, которых интересовали только электробритвы, духи и западная косметика. Позади оставалась Москва, Ирина, памятник Пушкину, Бульварное кольцо, Садовое кольцо и кольцевая линия метро, сталинские проспекты, модернистский многополосный Новый Арбат, Ярославское шоссе и резные узоры деревянных дачных домиков рядами; измученная, перепаханная, склизкая земля.

За окном мимо проносится пустой товарняк в сто метров длиной. Это все еще Москва: посреди грязевого котлована нагромождение блочных одиннадцатиэтажек, в замерзших окнах которых теплится призрачный, робкий свет, вечные стройки, полуготовые многоэтажки, зияющие дыры в стенах. Скоро и они останутся лишь силуэтами вдали. А это уже не Москва: обрушившийся под тяжестью снега дом, дикий, раскачивающийся на ветру промерзший сосновый бор, занесенная сугробами поляна, замерзший под снежными завалами мягкий туман, темнота, одинокая избушка посреди белого простора, необихоженная яблоня во дворе, окоченевшие ели и березы, высокие заборы усадеб, покосившийся деревянный сарай. Впереди неизвестная скованная льдом Россия, поезд мчится, на утомленном небе проступают ярко поблескивающие звезды, он вырывается на природу и окунается в гнетущую темноту, освещенную беззвездным небом. Все в движении: снег, вода, воздух, лес, тучи, ветер, города, деревни, люди и мысли. Поезд стучит колесами сквозь укутанную снегом землю.

Девушка прислушалась к тяжелому и спокойному дыханию мужчины. Он рассматривал свои ладони – большие и сильные. Внизу у самой земли мелькали сигнальные огни. Иногда пейзаж заслоняли стоящие на соседних путях вагоны, порой их ряд обрывался, и за окном разливалась ночная тьма земли русской, в которой то здесь, то там виднелись редкие тускло освещенные дома. Мужчина поднял глаза, долго и внимательно вглядывался в девушку и заметил с облегчением:

— Итак, значит нас двое, а сверкающие рельсы несут нас в чертову морозилку.

В дверях купе показалась равномерно упитанная проводница в летах и в униформе, она протянула обоим пассажирам чистые простыни и полотенца.

— И на пол не плевать! Проход убирается два раза в день. Ваши паспорта, пожалуйста!

Получив документы, проводница презрительно усмехнулась и ушла. Мужчина кивнул ей вслед.

— У старухи Раисы здесь полномочий больше, чем у милиционера. Она держит в страхе всех пьяниц и проституток. Ей лучше не перечить. Раиса – богиня вагонного теплоснабжения. Об этом тоже не стоит забывать.

Мужчина вытащил из кармана складной нож с черной рукояткой, сдвинул предохранитель и нажал кнопку. Послышался металлический щелчок, и из рукоятки ножа резко выскочило лезвие. Мужчина с нежностью положил нож на стол, достал из сумки большой кусок российского сыра, буханку черного хлеба, бутылку кефира, банку сметаны, затем из бокового кармана сумки – капающий пакет с солеными огурцами и тут же принялся жадно набивать рот, одной рукой он заталкивал туда хлеб, другой - соленые огурцы. Поев, мужчина достал из сумки с продуктами шерстяной носок, в котором пряталась бутылка с теплым чаем. Затем долго смотрел на девушку. В его взгляде читалось сначала пренебрежение, потом жадное любопытство и, наконец, как будто даже одобрение.

— Будем знакомы, Сталь Виссарионович, — сказал мужчина. — Сварщик и разнорабочий на стройке из барской столицы. Вадим Николаевич Иванов по имени-отчеству, для вас просто Вадим. Чаю не желаете? В нем тьма витаминов, кружечка, а то и две, будут весьма кстати. Я успел было подумать, что вот ведь наказание какое, оказался в одном купе с эстонкой. Но между Финляндской и Советской Эстонской республикой большая разница. Эстонцы – крючконосые немецкие нацисты, финны же по сути сделаны из того же мяса, что и мы. Финляндия – мелкая картофелина где-то далеко и высоко на севере. Вы никому не мешаете. Все северные народы, как один, только и гордятся тем, что они северяне. Вы первая финка, которую я когда-либо видел. Но наслышан, наслышан. Говорят, у вас там сухой закон.